***
Видишь окно? Оно такое большое и светлое — яркие краски, ночные костры, отголоски грустящей гитары, звездное небо, запах летней травы и ночная свежесть, которая отпечатывается в памяти на всю жизнь.
Ты подходишь к окну и видишь, как твоя жизнь полна ожиданий от того, насколько будет прекрасен твой путь. Ты видишь цели, которых ты обязательно добьешься. Ощущаешь, какие прекрасные моменты открытий тебе предстоит пережить. А все амбиции обязательно исполнятся. Но со временем краски меркнут, ночные костры превращаются в огни города, от которого ты безумно устал. Звездного неба больше не видно. Да и ты уже не смотришь на него. Забывается, как по утрам с мамой в огороде у бабушки собирал спелую клубнику, а потом уплетал ее с молоком и сахаром. Из яркого света притягательных вселенных, которые ты ощущал, просыпаясь каждое утро, перед тобой понимание одного факта – я просто жив. Лишь изредка ты можешь окунуться в этот опьяняющий и уже забытый городом запах детства. При встрече со старыми друзьями или дома у родителей, ощущая при этом притягательный покой, расставаться с которым совсем не хочется. А тот итог, с которым ты остался теперь один на один, заставляет задуматься над тем: «А все ли я сделал правильно?».
Тогда, мне кажется, мы постарались все сделать правильно. Хоть и были детьми, которым едва за десять перевалило. И несмотря на пережитое, которое с психологической травмой сравнить можно, в тот момент мы остро ощущали жизнь.
НАВСТРЕЧУ КОНЯШКАМ!
Помню, как начиналось то ранее утро, наполненное цветочным июньским ароматом. Роса на траве и легкая прохладная дымка заставляла сильнее вжиматься в одежду. Мы погружались в автобусы вместе с такими же ничего не подозревающими детьми, которые, зевая в утренних сумерках, снимали свои рюкзаки и рассаживались по местам.
Нам тогда в среднем было лет по десять-одиннадцать. Вместе со мной в эту занимательную поездку отправлялись три мои брата: Никита, Арсений и Андрей. (имена изменены) Андрей, в отличие от Никиты и Арсения, был двоюродным братом, но мы были неразлучны с детства. Еще с младенчества каждое лето мы встречались в деревне у бабушки, несмотря на то, что наши семьи жили далеко друг от друга. А когда расставались на учебный год, переписывались с помощью бумажных писем, отправленных по почте.
Наверное, от того, что встречаться мы могли раз в год, каждое лето было самым ожидаемым событием, о котором начинаешь мечтать сразу с наступлением осени.
Худощавый, невысокий, проворный. Хитрый взгляд. Именно так Андрея можно было описать тогда. Именно он в то время приобщал нас к новым течениям в музыке и культуре. Благодаря ему мы знали такие музыкальные группы, как «Фактор 2» и «LinkinPark», именно он был поставщиком таких интересных журналов, как «SpeedInfo» содержание которого было знакомо, наверное, большей части подростков в то время.
Андрей казался самым взрослым из нас и был негласным лидером нашей организации.
Никита составлял «костяк» компании. Неторопливый, простой, во многом наивный. Всегда доверял окружающим людям. Арсений был самым младшим из нас. И мне казалось до недавнего времени, что он даже не запомнил событий того лета. Однако, разговаривая с ним уже во взрослом возрасте, оказалось, что он помнит все так же отчетливо, как и мы.
До этих событий каждое лето мы проводили в деревне. Там, где мы всех знали, где было понятное для нас мироустройство, где мы чувствовали свою полную защищенность.
Но в то ранее летнее утро мы, четыре ребенка, впервые шагнули в летнюю неизвестность. Но, вспоминая те яркие картинки из журнала, которые показывала сестра, предлагая поехать в детский лагерь, неизвестность для нас была опьяняющей, заполненной запахом предстоящих приключений.
«Толик, в лагерь на лето поедешь? Там на коняшках можно кататься и в озере купаться, не лагерь, а рай», — так начала разговор моя сестра Женя. Но она не посчитала нужным рассказать про правила лагеря, расположенного в закрытом от внешнего мира селе.
Коняшки меня заинтересовали всерьез. Это же действительно может быть увлекательно. Да и не один же я поеду, нас таких невинных ангелочков туда поедет аж четыре человека.
Однако, несмотря на очень юный возраст, ангелочками тогда нас назвать было сложно. Мы находились в том возрасте, при котором авторитеты и предметы подражаний только начинали формироваться, что вытекало иногда в случаи невообразимой заносчивости по отношению к близким нам людям. Особенно тогда доставалось родителям. Отчасти и сестре, что, возможно, и послужило «триггером» для уговоров поехать отдохнуть в Потеряевку. Наверное, сестра думала, что подростковую гордыню нам там подлечат. А как позже призналась, она и сама не ожидала, что нам придется пережить подобное.
ИГНАТИЙ СТАРЕЦ
Не терпелось уже поехать и посмотреть на этот детский лагерь. А если повезет, то уже сегодня мы будем ездить на лошадях и купаться в озере, которое на картинках казалось просто огромным. Как жаль, что такие ожидания окажутся несбыточными.
Когда автобус был наполнен детьми, в него зашел человек очень похожий на старца. Он был такой, как в тех детских сказках о богатырях, которые читали нам на ночь родители. Небрежные, седые волосы, такая же длинная седая борода. От сказочного персонажа его отличала только кепка «хулиганка», слегка накинутая на голову. С виду он казался доброжелательным. Однако, уже тогда мы почувствовали какую-то неуловимую тревогу и опасность, исходившую от него.
Потом автобус тронулся и мы, как по команде, провалились в сон. Проснулись от солнца и духоты. Когда добрались до заветного места, у всех было приятное и приподнятое настроение. Неловкие улыбки сменились на самую настоящую радость. «Наконец-то! Коняшки нас, наверное, уже заждались!».
Выйдя из автобуса, мы увидели небольшие отделанные белой известкой постройки, больше похожие на маленькие сарайчики. Негласно называли потом их курятниками, потому что на человеческое жилье это мало походило. К счастью, все мы вчетвером попали в один курятник. Коек в этих сараях не было. На уровне груди и снизу располагались сбитые в два яруса сплошные полки, на которых нам и предстояло спать. Наше жилье расположилось на какой-то полянке в несколько рядов. Справа стояло большое строение без стен с навесом из шифера и бревен. Позже мы узнали, что это столовая. А слева от этих сарайчиков располагалась бескрайная зеленая пустошь с высокими зарослями сорняка и крапивы.
Казалось, что мы приехали в небольшую и дикую деревеньку на пять домов, не обеспеченную светом, связью, водопроводом и другими прелестями городской цивилизации. Это было не совсем то, что мы представляли у себя в голове и уж точно не очень похожим на то, что называется детским лагерем. Но тогда нас это не смутило. Детский рассудок ликовал от вида дикой природы, запаха полевых цветов и яркого летнего солнца.
Прямо на выходе из автобуса всем детям выдали кусок капроновой веревки, где-то метр длиной. И там же эти капроновые веревки вешали на детей, как пояски.
Достаточно забавная и безобидная процедура не вызвала у нас никаких вопросов. Все послушно повязывали пояски поверх одежды. Как оказалось позже, пояски были самой забавной и безобидной вещью в этом месте, которое почему-то называли детским лагерем. Когда расположились в сарайчиках, нас позвали в столовую.
Столовая представляла из себя сколоченные в несколько рядов деревянные самодельные столы и такие же сколоченные лавки, за которые мы и уселись.
Всем детям налили суп, и поскольку мы были уже голодные, поначалу накинулись на него. Но после первой же ложки, мы переглянулись с Андреем, который сидел рядом. На вкус суп был ужасен. Какие-то вареные овощи, приправленные тошнотой поварихи, которая его готовила. Заметили мы также и другие взгляды детей, у которых после первой пробы этого супа резко застыли лица. Мы вдруг поняли, что, на самом деле, не такие уж мы и голодные и что, наверное, до ужина дотерпим. Ну а если вечером подадут этот же суп, мы мысленно уже были готовы голодать до утра. Когда отодвинули тарелки от себя и начали вставать с лавочки, чтобы пойти изучать местность, как вдруг в столовую зашел тот старец из автобуса.
Он был уже без кепки и, казалось, совсем изменился. Грозный и остервенелый взгляд смотрел прямо на нас. «Куда пошли?», — обратился он к нам, Всем сесть на свои места!».
И хотя в том возрасте мы не могли считаться послушными или детьми, хоть сколько-нибудь уважающими авторитет старших, машинально, как будто под гипнозом, сели обратно на свои места. Видимо, подсознательно поняли: перед нами, по-видимому, стоит самый главный в лагере человек. Сестра еще в Камне-на-Оби рассказывала про него, как про человека редкого склада ума, доброго и отзывчивого. Фамилия у него тоже была говорящая и полностью соответствовавшая описанию сестры – Лапкин. Но сейчас добрый и отзывчивый человек совсем не был похож на себя. За одно мгновение в детских умах сформировалось представление о нем, как об опасном, грубом с диктаторскими замашками человеке. С ним лучше не вступать в дискуссии и для собственной же безопасности следует обходить за километр.
Эти представления впоследствии, оказались полностью оправданными, и, как показала жизнь, думали так не только мы.
ЛАГЕРЬ-СТАН «СТАРЦА» ЛАПКИНА
Позже мы узнали, что так называемый лагерь-стан в селе Потеряевка прошли не только мы. Я точно уже не знаю, сколько лет здесь проработала эта детская «исправительная колония», пока ее не закрыли власти. Как понял, еще находясь там, в основном, сюда отправляли своих детей ортодоксальные «православные» хотя, по факту, к РПЦ они отношения не имели. А еще Потеряевка служила прекрасным местом для перевоспитания трудных подростков, потому что методы, которые здесь применялись, были достаточно жесткими. Поэтому здесь можно было встретить два ярко выраженных типа детей – смиренные и приученные к местным порядкам, либо же бунтарей, мечтавших каждую ночь о побеге.
Мы же первое время были в полном шоке. Как оказалось, по религиозным соображениям снимать тот капроновый поясок не разрешалось никогда. Купаться в озере можно было только раздетым догола, при этом, не снимая поясок.
Подъем и отбой был строго по распорядку. А если перед сном ты захотел поболтать с товарищами, побаловаться или посмеяться, тебя выставляли «на комары», то есть на улицу. А комаров в Потеряевке было предостаточно.
Если Игнатий Лапкин заподозрит кого-то в умыслах на побег из лагеря, этому смельчаку приходилось несладко. Излюбленной мерой воспитания непослушников у «старца» была порка конской крапивой. Доставалось всем одинаково – и девочкам и мальчикам систематически прилетало по мягкому месту жгучим растением. В числе отхлестанных крапивой были и мы, ведь с братьями мы несколько ночей провели за разработкой плана побега.
Наши дни в детском лагере состояли из сплошного физического труда. Мы пололи огороды местным жителям, помогали им заготавливать сено, собирали для них ягоды и грибы.
Кстати, о местных. Потеряевка была закрытой деревней. Здесь не любили чужаков. И как только замечали клубы пыли со стороны проселочной дороги, начинали бить в колокола. А точнее, в пустой кислородный баллон. Громкий сигнал означал, что к селу приближаются чужаки. В это время сельчане разбегались по домам и прятались.
Очень интересно выглядели сельские женщины и девочки. Все они ходили с платочками на головах и в длинных юбках. Длина юбки не должна была превышать десять сантиметров от пола. И во время воскресных служб в храме специальный человек стоял на входе и измерял линейкой длину юбок – не превышен ли лимит.
Да и мужчины здесь жили по особенным порядкам. У каждого обязательно должна была быть борода и поясок. Как я понял – это было непременным атрибутом спасения в религиозном плане.
Посещение храма было строго для всех. Но моего младшего брата Арсения не пустили за порог в первое же воскресенье из-за того, что на пуговицах его детской джинсовки были выбиты звезды.
Кстати, в наказаниях здесь на что только ни ухищрялись. К примеру, один мальчик спустил рулон туалетной бумаги в уличный туалет. Его заставили лезть на дерево с новым рулоном, рвать его и раскидывать по ветру, потом слазить и собирать. Одна из девочек выдавила зубную пасту в умывальник. Игнатий Лапкин приказал принести ей новый тюбик с пастой и булку хлеба. Она должна была намазывать пасту на хлеб и есть это с хлебом.
В один из дней мы обнаружили, что вся рыба в пруду, который на картинках казался нам большим озером, всплыла. От пруда начал исходить запах гниения, но нас все равно заставляли купаться в нем. Голыми, но в поясках…
Целыми днями мы батрачили на огородах жителей. Там же ловили тарантулов и сушили их на подоконнике в нашем жилище.
Постепенно у нас образовалось некое детское тайное общество. В минуты, когда мы ускользали из-под взора Лапкина, обсуждали план побега. Родной дом начал казаться нам чем-то далеким и несбыточным. Мы объявили войну ябедам и доносчикам, которых поощрял он. Со стукачами мы боролись сообща, но делать это нужно было мелкими подлянками, чтобы ни в коем случае не навлечь на себя подозрения. Маленькие акты мести радовали нас, как и сухие тарантулы на подоконнике, ведь список развлечений здесь был не густ.
Во время сбора ягод старались съесть побольше, чтобы меньше досталось местным жителям на варенье. Опять же, мало соберешь, прилюдно получишь порицание от Игнатия. В общем, все, что нам оставалось – это мелкие пакости в отместку. Ведь получать в очередной раз жгучей крапивой по голому заду не очень хотелось.
Самое ужасное, что в лагере-стане был полный запрет на телефоны. Мы даже не могли позвонить домой, но до нас уже доходили слухи, что отец нас решил оставить на второй сезон. Детскому горю не было предела. Пока однажды не произошло то, что многие считают страшным и опасным событием, но мы тогда восприняли это, как руку помощи с небес.
КЛЕЩ
Позже я узнал, что Лапкин, действительно, был очень религиозен, но его церковь не входила в русскую православную. В советские времена он даже якобы в лагерях сидел за веру. По крайней мере, так он пишет в своих многочисленных книгах. Как и каким образом он сплотил вокруг себя целый населенный пункт, представить трудно. Но в Потеряевке его все почитали чуть ли не как божество. За ним всегда было последнее слово. Он устраивал здесь браки, праздники, лекции, в которых учил правильно жить всех остальных.
Что говорить, за несколько недель пребывания там наше безропотное послушание было доведено до автоматизма. Мы уже отчаялись и не думали, что нам удастся вырваться из этого странного места. По вечерам представляли, как убежим в лес и потеряемся. Вот тогда-то родители пожалеют, что нас сюда отправили.
А в один из дней во время полевых работ меня укусил клещ. Я слег с температурой, которая не проходила. Кстати, с лекарствами там тоже было напутано, их практически не было. И только после того, как мне становилось хуже и хуже, за нами приехал отец.
Родители с трудом верили нашим рассказам. Бучу поднимать не стали. Через какое-то время потерянный среди полей лагерь в Потеряевке прикрыли власти, то есть чужаки. Потом я отслужил в армии и выучился. Братья тоже. Андрей уже несколько лет подряд редко на связь выходит, так как на Донбассе за нас стоит. А мы продолжаем ждать встречи друг с другом, несмотря на то, что уже взрослые мужчины. Продолжаем вместе смотреть в это большое и светлое окно жизни. И где-то там за горизонтом в детских воспоминаниях стоит Потеряевка. Мы не потерялись там. Мы не единственные, кто там побывал.
P.S: Кстати, позже лагерь-стан Игнатия Лапкина прославился на весь Алтайский край и на всю Россию. О нем писали даже федеральные СМИ. Читая с пацанами многочисленные публикации, вспоминали прожитое там время, как страшный сон. Андрей даже стихи сочинял про те годы. Но Лапкину лучше такие произведения не показывать – точно не понравится.
Не знаю, о какой пользе в воспитании он тогда говорил в СМИ, но по нашему мнению, в таких учреждениях шло полное подавление воли (там это называлось смирением), безропотное послушание. Там отшибали желание думать, рассуждать, задавать вопросы – вся истина ведь у Лапкина находилась, и думать о чем-то нужды не было. А будешь задавать вопросы, снимай штаны, крапива ждет твои ягодицы. Не говоря об использовании бесплатного детского труда на благо местных жителей. Мы положительно относимся к религии и после того, как стали взрослыми, но в Потеряевке все было похоже на какой-то фанатизм.
Сейчас я не знаю, функционирует ли этот лагерь после вмешательства Роспотребнадзора и других ведомств. Но зная принципиальность Лапкина, допускаю это.
Приведу небольшую выдержку публикации тех лет. Взята она из «Живого журнала»:
«На Алтае закрыли православный лагерь, где детей учили убегать от Роспотребнадзора.
По решению суда была приостановлена деятельность православного трудового детского лагеря-стана, расположенного в деревне Потеряевка Мамонтовского района.
Проблемы у лагеря, организованного проповедником Игнатием Лапкиным, начались после проверки Роспотребнадзора. При этом сам Лапкин учил своих несовершеннолетних подопечных не разговаривать с проверяющими и убегать при виде сотрудников ведомства.
По словам Лапкина, чей лагерь функционирует в Алтайском крае еще с 1972 года, неделю назад в лагерь приехали сотрудники Роспотребнадзора, которые выявили ряд нарушений. В частности, были предъявлены претензии к использованию для питья колодезной воды и несоответствие санитарным требованиям кухонного инвентаря.
«В чем я виноват? В том, что за сорок с лишним лет за свой счет поднял и сделал нормальными людьми тысячи детей? В том, что к нам в лагерь приезжают специалисты из Москвы и Лондона и говорят, что здесь есть 18 положительных параметров, которых они не видели ни в одном лагере мира? В том, что дети трудятся, приучаются к чтению, постоянной молитве, учатся плавать и едят здоровые деревенские продукты?» — задается вопросами Лапкин.
Когда у него поинтересовались, есть ли в лагере разрешение на организацию купания детей в близлежащем водоеме, Лапкин с недоумением ответил: «Водоем Божий! Дети Божьи! А у кого брать разрешение?».
Уже после отъезда правоохранителей и Роспотребнадзора Лапкин объявляет детям и своим сторонникам, что он уже готов организовать новый лагерь в соседнем лесу, где их никто не найдет. «Роснадзор выполняет заказ антихриста сегодня», — объясняет он».
Анатолий Р.
Фото из сети интернет и личного архива Игнатия Лапкина со страницы во ВК.
