Колёса электрички мерно и глухо постукивают на рельсовых стыках. В вагоне тепло и, несмотря на множество пассажиров, вовсе не тесно – всем хватает места.
Четыре долгих и томительных часа от Камня-на-Оби до Барнаула необходимо чем-то занимать. Можно было бы почитать, поглазеть в окно или подремать, но я выбрала иное занятие – незаметно для окружающих стала наблюдать за ними. Ничего занимательного: почти все в столь ранний час дремали…
Но вот на одной из станций в вагон вошла пара – впереди, шумно отдуваясь, двигалась, ну, о-о-о-чень полная и рослая пожилая женщина лет шестидесяти, не по возрасту ярко, дорого, но как-то очень уж безвкусно и вызывающе одетая и накрашенная. Ослепительно оранжевого цвета волосы выбивались из-под нахлобученной на затылок меховой шапки, по лицу струился обильный пот, расстёгнутая норковая шуба едва-ли не волочилась по полу. Она присмотрела свободное место наискосок напротив меня, явно намереваясь занять собой всю площадь сидения, и только тут за её широкой спиной обнаружился ещё один пассажир.
Сначала мне показалось, что это подросток. Он скромно примостился рядом с ней и буквально замер. Тщедушный низкорослый мужичок при более внимательном рассмотрении оказался примерно такого же возраста, что и женщина, но очень уж до неприличия блёклого вида. Видавшая виды куртка топорщилась на его худеньких плечиках, живописный вид дополняли трикотажные, бесцветные, сильно вытянутые на коленях не первой свежести штаны и крохотная чёрная вязаная шапочка, называемая в народе «плевок».
Отдышавшись, грузная женщина то и дело начала выходить в тамбур: то-ли в туалете тайком пару раз подымить сигареткой, то-ли по крайней нужде. Тяжелой походкой двигаясь по проходу, она напоминала собой мощный крейсер,нет, скорее, атомоход, ледокол…
Мужчина же, как приклеенный, сидел на своём месте, ни в какие разговоры не встревал, да и его спутница, казалось, не обращала на него абсолютно никакого внимания. Я даже засомневалась, знакомы ли они друг с другом вообще? Несколько раз мне удавалось перехватить быстрый взгляд его плутоватых чёрных глаз-бусинок, но так же быстро он гасил мимолётное любопытство, упрямо и тупо уставившись куда-то в пол.
Более двух часов наблюдала я за этой странной парой и пока думала-гадала о предполагаемых взаимоотношениях побитого молью мужичка и его дородной спутницы, электричка остановилась на одной из пригородных станций, точнее – полустанков. Я глянула в окно — ни слева, ни справа никаких признаков жизни: ни людей, ни жилых строений, лишь вдали, в заросшей плотной молодой порослью осинок просматривались какие-то жалкие останки разрушенного людьми и временем одинокого, наполовину вросшего в землю домика.
И тут вдруг произошло неожиданное.
Словно опомнившись, огромная женщина рванула к выходу. Одной рукой судорожно пытаясь застегнуть свою роскошную шубу, другой она цепко прихватила (другого слова не подберёшь) за рукав куртки всё также безмолвно и безучастно сидящего на самом краешке скамьи мужичка. Протащив через весь вагон безропотно повисшего на её мощной руке спутника, женщина тяжело спрыгнула с последней ступеньки на кроткий перрон. Обернувшись, рывком сдёрнула прилипшего к поручням мужичишку и, «продев» его сквозь согнутую кренделем руку, не по-женски размашисто, решительно и быстро зашагала прочь от электропоезда в обступившую железнодорожное полотно лесную гущу.
Из окна было хорошо видно, как удалялась эта странная (неужели супружеская?) пара. Шустро подпрыгивая, семенил тонюсенькими ножками-спичками, едва касаясь земли, ухватившись, как за подъёмный кран,за руку-крендель, что-то жалобно вереща, оживший мужичок с ноготок. Широко размахивая при ходьбе свободной рукой, откинув голову, в ответ широко растягивала от смеха ярко накрашенные губы его дородная спутница. Со стороны они казались горой и мышонком.
Вагон тронулся, и ещё одна нераскрытая история чьей-то жизни проплыла мимо меня…
Надежда СЕЛЕЗНЕВА.
